Читать книгу "Дар  - Карина Сарсенова"

Здесь знание рассудка оказывалось лишним.

Он знал печёнкой, подвздошьем чувствовал: между ними есть невидимая, но прочная связь.

Удивительно, но он вовсе не хотел её как женщину! Ощущение приближающейся смерти обострило в нём сексуальную потребность. Наверное, бессознательная часть души продолжала цепляться за жизнь…

Самоудовлетворение вышло в приоритет имевшихся в его распоряжении ценностей. С кем только не было у него секса в пределах воображаемой реальности! Дали бы ему волю уйти в эту реальность полностью и навсегда…

Но они, крутые парни, стоявшие за велеречивым лжесвященником, не отпустят его ни в какое иное пространство, кроме реальности личного небытия.

Поэтому и денег дали заранее, правда, тоже виртуальных, мёртвым числом застывших где-то там, в каком-то банке, прицепом к комбинации лично за ним закреплённых цифр… Виртуальные деньги на виртуальном счету…

За вполне реальное массовое убийство.

Он может их снять хоть сейчас, но не будет этого делать. Парни прекрасно знают и эту часть его плана.

Всё равно, как бы он ни отрицал факт собственной отличности от лузеров по вере, он во всём идентичен им. Просто у него другая вера. Непонятная ему самому, но вера.

Вера в то, что жизнь, более счастливая и оттого более настоящая, может продолжиться если не в нём, то к ком-то другом. В этой наивной девахе с экрана смартфона. Той самой, которая мечтает получить шанс на счастье, получить почку и родить ребёнка.

Ребёнка, чужого ему по крови, но родного по душе.

Он ведь оплатит его появление в этом мире!

Он ни разу не задумывался о первичности материи или духа. И о том, обладает ли подлинной свободой выбора.

Или является инструментом в чётко отлаженной системе?

Метафизика не волновала его ничуть. Но гнев в душе, спрессованный в болезненно плотный ком, сочился кровью и требовал выхода.

Душа, освободившаяся от гнева… Пусть даже ценой сотен невинных жизней… После смерти он обретёт долгожданный покой. Он выродит ненависть и ярость в этот бездушный и враждебный мир.

А после придёт новая жизнь, очистившаяся от зла и оттого более счастливая…

Родить того, в ком продолжится его неудавшаяся жизнь, его нерождённая мечта, не совершённое им добро…

Почему дети должны только лишь отвечать за грехи родителей, но не становиться счастливее за них? Вместо них? Наперекор их нечистоте?

Он не знал своих родителей. В детском доме сказали, что он был найден на помойке. Его подобрал бомж и принёс на базар продавать. Как овощ, как картошку. Бомжу были нужны деньги на бутылку.

Бутылка была его счастьем.

А сам он тогда и был овощем, почти мёртвый, обессиленный голодом и стылым октябрьским воздухом, новорождённый комочек отказной жизни…

Он не стал выяснять, кем случилась его мать, кто значился отцом, искать их горе-родителей.

Людей, давших ему жизнь не в счастье, но в горе. Наверное, поэтому и жизнь его развернулась чередой нескончаемых антипраздников.

С момента зачатия разочарование стало логотипным чувством, точно и ёмко описывающим всю картину его мира.

Искать – глагол не для него. Подтверждать избранную «правоту», поддерживать доставшийся статус человеконенавистника жёстко, жёстко и неправомерно агрессивно – вот его действия.

Зачем искать? Чтобы фальшивые родители отказались от него ещё раз? Взрослые же были люди, значит, имели веский повод для выкидывания младенца на свалку. Хотя он бы предпочёл, чтобы его просто задушили. Несчастного бомжа из-за него в обезьяннике заперли… Однако для человекоподобного счастливца от бутылки арест был к лучшему. В клетке он наверняка маленько отогрелся и поел…

Интересно, а что может послужить поводом, достаточно веским, для отказа от новорождённой тобой же жизни? От ощущения глубинной связи с маленьким, но очевидным чудом?

Ты дала жизнь!

Ты почти что Создатель!

Ты сотворила, продлив из собственного, биение столь близкого тебе сердца!

И как возможно это биение прервать?..

Что приобретает большее значение для родителя, чем родное дитя?

Что разрушает врождённую гармонию жизнь дающего и жизнь длящего, родителя и ребёнка, с лёгкостью и виртуозностью многоопытного зла?

Бедность? Нищета?

Деньги?

Ослепление материальной стороной мира?

Но жизнь – это тоже материя, если есть тело и факт его рождения.

Почему же тогда бездушная материя денег побеждает физическое воплощение человеческого разума?

Или разум – тоже иллюзия большинства людей? Подделка их существования.

Если нет своего разума, можно позаимствовать лжесознание денег или власти.

А, неважно. Пусть мир сам разбирается с доставшимися ему противоречиями.

У него всё в порядке.

Есть сделка. Его жизнь за жизни множества незнакомых ему людей.

Счастье пусть физически ему неродного, но его по духу ребёнка в обмен на чужие и потому оравно-душленные им слёзы и боль.

Поэтому они, крутые парни, диктующие мулле, сразу после выполнения им задания переведут всю сумму той девахе на счёт. Пусть у неё окажется достаточно денег для продолжения своей жизни и рождения новой…

Всё личное кипение ненависти к этому миру и отсутствию в нём Бога он вложит в выполнение задания. А то лучшее, что оставит после себя, пускай отразится светлой радостью в её глазах, едва она услышит весть, ответив на звонок из банка: сумма на вашем счету, присланная незнакомцем, полностью покрывает операцию, восстановление после неё, ведение беременности и роды…

Его давно выпустили из лагеря. Обучение было закончено. Велели ждать задания.

Он и ждал.

Глава 3. Номер 1. Реальность В

Он ждал нового задания от Гуру. Ждал со смесью ужаса и счастья. Задания Гуру давал конкретные, сложные и требовал их неукоснительного выполнения. За малейшую провинность полагался штраф.

Штраф! Бог и дьявол. Жизнь и смерть. Наслаждение и страдание.

Его недавно оштрафовали снова. Невероятное, мучительно сладостное забытье!

Забыть себя на грани между страданием и счастьем.

Самозабвение – удел изгоя и героя.

Он не мог решить, кем быть. И на всякий случай мнил себя единовременно по обе стороны баррикад.

Штраф – это было то, чего он жаждал и боялся. Штраф, а если честно – наказание, отличался от таковых у других Гуру особой жёсткостью. Да что там, натуральной жестокостью!

Учитель предпочитал линчевать провинившихся самолично. Боль от его руки являлась высшей наградой и райским наслаждением…